О «чувстве боли»

В первом приближении «чувство боли» — это обычная человеческая эмпатия. То есть способность человека (и некоторых других животных) построить у себя в голове модель того, что ощущает другой человек (или другое животное).
Но понимание наличия ощущений — это тот минимум, которого вообще можно достичь. Следующий, уже более сложный вариант (и, что интересно, например, у высших приматов он тоже присутствует) — испытать то же чувство так, будто бы это чувство — твоё. Эксперименты показывают, что у испытуемых, наблюдающих причинение боли другому человеку, возбуждаются те же нейроны, которые возбуждаются, когда боль причиняется им самим. Хотя обычно и в меньшей степени.

Иными словами, механизм, позволяющий строить модель чувств другого (в частности, зеркальные нейроны), и даже испытывать те же чувства, что и другой, просто наблюдая с ним происходящее (связь зеркальных нейронов с функциональными), заложен в нас самой эволюцией. Однако, как и всё эволюционное, по умолчанию он довольно прямолинеен и сводится к переживанию простейших эмоций, непосредственно наблюдаемых на окружающих: боль, вспышка огорчения или радости, гнев и т.п.

Это уже довольно полезно — ведь без встроенных в мозг структур вообще бы ничего не получилось — но, к счастью, человек способен пойти дальше. Гораздо дальше. И, если этот человек — коммунист, собирающийся изменять мир и исправлять его недостатки, — он просто обязан пойти дальше.

Благо, в большинстве случаев само становление человека, как коммуниста, проистекает из того, что он уже пошёл дальше. Например, стал не только замечать существование обездоленных, но и переживать их обездоленность. Не только видеть чужое несчастье, неустроенность чужой жизни, но и сам быть от этого в некоторой степени несчастным. То есть разделять несчастье с другими людьми. Сначала с близкими и непосредственно наблюдаемыми, а потом — с теми, с кем он не знаком и даже не наблюдает напрямую, но знает о их существовании.

В абсолюте всё это должно вылиться в стойкое ощущение: «если хоть кто-то в мире несчастлив, то и я не могу быть до конца счастлив». Не обязательно переживать это ощущение каждую секунду, однако в фоновом режиме оно должно присутствовать постоянно, поскольку оно — один из сильнейших мотиваторов желания влиять на мир. Лечить его боль. И делать себя лучше в том числе для этого: для лечения страданий других людей. И не только локального лечения, но и глобального — через изменение самой системы взаимоотношений, через развитие улучшающих жизнь технологий, через распространение новой системы взаимоотношений на всех и через предоставление всем доступа к этим технологиям.

Ведь, если чувство боли развито слабо — например, распространяется только на близких друзей и родственников, — то возможна и альтернатива вышеописанным стремлениям. Можно построить вокруг себя виртуальный забор с виртуальной колючей проволокой и просто отгородиться от всей этой «грязи». Не видеть нищих, не видеть интеллектуально и культурно неразвитых, не видеть больных. Считать, что каждый — кузнец своего счастья, и вот лично ты его себе уже выковал, а остальные пусть сами разбираются.

За этими виртуальными заборами, надо отметить, живёт огромное количество наших современников, а время от времени туда заходит пожить вообще практически каждый. Даже обездоленные зачастую предпочитают сконцентрироваться на собственной обездоленности и считать победу над ней — окончательной победой.

Можно ли в себе развить полноценное чувство боли?

Ну, у меня это получилось как-то само — я даже не заметил, как. Не предпринимал никаких к тому специальных шагов, только лишь в обычном порядке интересовался окружающим миром и соизмерял происходящее с собственным чувством справедливости. Эмпатия у меня была сильно развита с самого детства, поэтому ощущать чужое состояние мне не составляло труда.

Если же человеку не повезло (или, наоборот, повезло — тут как посмотреть), подозреваю, развитию у него полноценного чувства боли могут помочь постоянные разговоры с другими людьми об их эмоциональном состоянии. Не в привычном стиле: «у тебя как дела? — нормально. — и у меня нормально», а с обсуждением деталей и нюансов. И с последующими попытками представить на своём примере положение собеседника и весь букет его чувств и ощущений. Такое, я видел, несколько раз срабатывало.

Также, возможно, помогает чтение художественных книг и просмотр фильмов, где размышления и взаимоотношения героев составляют основную часть действа по сравнению с «экшеном». Этого, впрочем, я не проверял. По оценке навскидку тут скорее действует обратное: те, у кого это чувство уже развито, с интересом смотрят и читают такого рода произведения, а люди с неразвитой эмпатией не находят в этом интереса, поэтому склоняются к произведениям с высокой долей экшена. Однако, судя по всему, если чувство боли и эмпатия уже развиты, то художественными произведениями всё-таки можно усилить их развитие и расширить область охвата.

Наконец, хотелось бы сказать, что есть ещё один сложный этап в развитии чувства боли: ощущение «боли за нереализованный потенциал».

Человек, вообще говоря, может чувствовать себя счастливым и не испытывать каких-то особых проблем, но это не означает, что он действительно настолько счастлив, насколько мог бы быть. Эмоционально ему может казаться, что в его жизни всё удалось: у него есть ненапряжная работа, семья, квартира, возможность отдыхать на курорте, лечиться, дать образование детям и так далее. От этого он совершенно искренне может постоянно «пребывать на позитиве» и всем об этом рассказывать.

Зачастую, таких людей многие коммунисты презирают, называя их «обывателями». И вот тут довольно тяжело преодолеть это отвращение к «пирующим во время чумы» и понять, что на самом деле «обыватель» не столько «отвратителен», сколько «ограничен». Он подобен слепому, который не знает, что можно быть зрячим, и потому считает, что максимальная полнота ощущений ему уже и так открыта.

И в этом плане со стороны зрячего было бы не совсем корректно презирать такого человека за довольство своим положением в отсутствии зрения. Совсем полноценно развитое чувство боли должно подавать сигналы и в отношении таких людей тоже. То есть, строить картину не только воспринимаемого ими сейчас своего состояния, но и состояния, в котором они могли бы быть. Видеть наличие несчастья даже внутри их постоянного ощущения счастья. Испытывать не столько презрение к их слепоте, сколько сожаление и стремление сделать их зрячими.

Эмпатия такого рода — это уже не эволюционный, а культурный феномен. И его развитие в себе требует ещё бо́льших усилий, нежели развитие предыдущих стадий.

У меня такое тоже развилось сильно позже, и долгое время я чувствовал только лишь отвращение к «обывателям», практически без сострадания к ним.

Преодолеть это мне помог своеобразный анализ: я начал пытаться подсчитать, сколько раз мне повезло, и как соотносятся мои усилия с везением. Собственных усилий, как оказалось, было довольно много, однако во многих ключевых точках присутствовало именно везение, которого у других могло не быть — даже при наличии ещё бо́льших усилий. Что навевало соответствующие мысли: при такой степени влияния со стороны везения, моя с ними разница в степени «обывательства» может быть не такой уж и «совсем моей заслугой». Если мне во многом повезло, то мой долг — помочь тем, кому повезло меньше, а вовсе не гордиться тем, сколь высоко над ними я нахожусь. И, таким образом, по идее, я должен испытывать боль и за их «несчастье во мнимом счастье». Как я испытываю боль за болезнь больных, так я её должен испытывать и за нереализованный потенциал здоровых. Это — боли с разными оттенками, но боль должна быть и тут, и там.

В этой области я вообще не ставил экспериментов: можно ли ещё кому-то прийти к данному ощущению при помощи тех же размышлений, — но всё-таки допускаю, что можно. Поэтому рекомендую хотя бы попытаться проверить это на себе.

Автор: Лекс Кравецкий (один из участников строительства НКК, проходящий 0-й этап Школы)