Рассказ: «Гномов и НЛО»

Гномов не понимал, что жизнь это не сцена. Возможно, актёром театра ему помешал стать дефект речи. Как только люди, наблюдавшие за представлениями Гномова начинали действовать из тех мотиваций, которые свели их вместе, Гномов выпадал в роль, противоположную той, которую пытался исполнить. При этом Гномов не понимал, чем занимается на самом деле и брал на себя новую роль, человека, разочаровавшегося в идее. В тот же момент обнаруживалась новая идея. Вот почему роль «не гордого» и богобоязненного являлась одной из излюбленных ипостасей Гномова, в которую он падал и из которой поднимался в умопомрачительно короткие сроки.

Так, перед выборами, отправились мы убеждать Гномова, который грозился создать собственную комсомольскую организацию в РКСМ(Б), чтобы он помог в качестве наблюдателя.

Вчетвером мы явились к его двери: Ливси, Уткин, я и Лина с завода. Открыла жена Гномова, из-за двери потянуло ладаном.

– Он теперь старообрядец! – прошептала жена. – Молится! Говорит, что атеистов не впустит, ибо скверна. Вы знаете, это похоже на сумасшедний дом…

– Так пускай выйдет к нам, – сказал Ливси и рассмеялся.

Гномов появился в белых одеждах. Перекрестился.

– Ты уже не в РКСМ(Б)? – спросил Уткин.

– Революции желают они, богоотступники, значит, крови жаждут, – ответил Гномов. – Хуже, чем еретики! Прав был патриарх Никон!

– Ты из-за этого ушёл из РКСМ(Б)? – с сомнением спросил я.

– Глаза открыл мне Господь!

В тот вечер мы затратили не менее часа на разговор с Гномовым.

– Всё – тщета, всё – тщета, гордыня людская… – бормотал Гномов, и мы ушли ни с чем.

На другой день после выборов я позвонил Гномову.

– Что тебе, безбожник? – спросил он.

– Уткин выборы выиграл. Посчитал долгом сообщить.

– Что?

– Уткин выборы выиграл.

– Врёшь!

– Да чего мне врать! Сейчас собираюсь в райком, приходи, уверишься! Вчера на руках его подбрасывали!

Гномов бросил трубку.

Каково же было изумление моё и Ливси, когда наше чаепитие в райкоме оборвал Гномов. На нём был белый костюм, волосы зачёсаны на пробор, в руках какая-то белая брошюра, которую Гномов небрежно бросил на стол. На ней было написано: «Агитатору и оратору».

– Значит, карьерист Уткин победил? – спросил Гномов.

– Народ победил! – воскликнул я.

– Ячейка победила! – воскликнул Ливси, взяв в руки книжицу.

– Уткин обещал должность помощника депутата мне, – заявил Гномов, обращаясь ко мне, но в последнее время агитировал, в основном, ты, а не я, я переживал заблуждение с РКСМ(Б) и старообрядцами и знай: я не стану претендовать на эту должность. Я уступаю её тебе. Я – большевик и всё это время думал. Много думал. Молился и думал. Я устроился на завод литейщиком. Эта книга понадобится мне, чтобы агитировать среди рабочих! Кто бы из вас, интеллигентики, взял да пошёл работать на завод? Разрешите представиться: пролетарий, литейщик, большевик, товарищ Гномов, вернулся!

Ливси расхохотался.

– Что старикам скажешь, пролетарий? Партийцам, я имею в виду.

– Я раскаялся. Я понял, что Уткин это ещё не партия. Единица – вздор! Единица – ноль! Партия – рука миллионопалая, сжатая в один громящий кулак! Так говорил Маяковский! На ближайшем партийном собрании я объясню, что накатило наваждение, думал, что истина в РКРП, которые подобны старообрядцам, и вот я вернулся, не безработный, но плоть от плоти рабочего класса, я воскрес! Я пообещаю отработать вину пламенно, как Павка Корчагин!

– Теперь тебе придётся постараться, чтобы тебе поверили… – заметил Ливси.

– Но вы-то мне верите? Кстати, где Уткин?

– Его увезли в Муниципальное Собрание.

– Ну и чёрт с ним! Куколка стала жуком-чиновником. Пусть летит себе восвояси! – Гномов толкнул меня в бок. – Уж теперь-то мы забацаем рабочую газету, как собирались, мы, простые парни! Как смотрите на это, товарищи?

– Давно пора, – вздохнул Ливси. – Я не верю во все эти выборы, ты пойми меня правильно. Я обещал Уткину. Я обещал партии. Мы выполнили задачу. Теперь я могу заняться тем, к чему лежит душа. Как назовём газету? Может быть, «Новый рабочий»?

– Да как-то не звучит, – вступил я. – Возможно, «Рабочая звезда?»

– «Про-ле-тарка!» – воскликнул Гномов.

– Точно! – подхватил Ливси, а я поднял большой палец вверх.

***

С той поры миновало больше года… Гномов успел походить злобным по городу, картинно сплёвывая, пугая всех «нагайкой, верой, царём и отечеством», щеголяя по улицам песней из мобильного телефона задорным женским голосом: «Ка-а-за-чёк-а всё же-ка-а-за-чёк!»; побывать «свободным хиппи» и кришнаитом, что выходило у него насквозь фальшиво; болящим за дальних, познавшим единство красоты и «никогда» другом Тайны Дан… В будущем он обретёт и более сложные роли, но 7 июля, когда ветер всё ещё гнал по асфальту тополиный пух и хотелось влюбиться, Гномов более не являлся романтичным, вырисованным жёсткими штрихами Вир Норином на фоне мультипликационных пятиэтажек, на лбу которого в оранжевом свете фонарей залегла глубокая философская морщина…

Это случилось уже после того, как к власти вернулся Владимир Путин, и после событий 6-го мая, когда по стране прокатилась волна судебных процессов над оппозицией.

Мы присели на лавочку, и Гномов закурил сигарету «Альянс».

– Марьянку помнишь с пикета за профсоюз, белоленточницу? – спросил я. – Там, где ты похвалялся на камеру членством в партии «РОТ-ФРОНТ»? К ней приходили домой с обыском. Каково девчонке пережить такое?

– Гордый был, – тихо отвечал Гномов, непринуждённо выделяя букву «о». – Гордецы гордых истязают. Гордая была девка, язычество всякое читала, откровения дона Хуана, но Господь милостив, ибо кто безгрешен, пусть первый бросит в меня камень…

– Забыл, как 10 декабря говорил, что главное – в решающую минуту быть вместе со своим народом? – спросил я.

– Гордый был. – Гномов перекрестился.

– Ну а сигареты? – допытываюсь я. – Как православная вера к курению относится?

– Все мы грешные, а коли не куришь, то не гордись, – отвечал Гномов. – Сегодня не куришь, а завтра сатана и тебя искушать начнёт.

Гномов поднимается на ноги.

– Пойдём, прогуляемся, сигареты стрельнуть надобно.

Мы шагаем по освещённым оранжевыми фонарями улочкам.

– Сигаретки не найдётся? – спрашивает Гномов. – Зак-курить не найдётся?

Иногда его угощают. Временами Гномов крестится.

Вдруг в небе над пятиэтажками появляется кольцо из вращающихся по часовой стрелке огненных шаров…

– Смори, НЛО! – восклицаю я, вынимая мобильный телефон.

– Диавол искушения нам посылает, видно, близок Страшный Суд… Сигаретки не найдётся?

Я пытаюсь сфотографировать НЛО на телефон, выходят лишь зигзаги, подобные идейным путям Гномова.

– А вдруг это не китайский фонарик, а космический корабль с коммунистической планеты, где каждый город – Город Солнца? – вопрошаю я. – Я видел как летают эти фонарики, они выглядят не так!

Я следую за НЛО, а Гномов выслеживает курильщиков. Наконец, НЛО исчезает за тополями, с окна верхнего этажа под ноги Гномову летит почти целый окурок. Гномов заглядывает мне в глаза.

– БесОвщина это всё, – говорит он мне. – Лукавый гордость зажигает, мол, видали знамение небесное… – крестится сам, крестит меня.

Долго разглядывает окурок, потом поднимает, затягивается.

– Это звёзды падают с неба окурками с верхних этажей… – растерянно произношу я.

– Чего?

– Янка Дягилева.

– Гордая девка. Самоубийством жизнь закончила, а самоубийство – смертный грех. Бесовщина все знамения эти якобы небесные, – говорит он. – Сиё для церкви христьянской давно не секрет. Жития Святых читать надо, тогда и дивиться на козни князя мира сего не придётся…

Мы возвращаемся к лавке.